Людмила Клипель – Интервью с Н.Я.Ходаковой-Комаровой

Петр Степанович Комаров – певец Приамурья, дальневосточный символ, национальное достояние. Никто из наших поэтов проникновеннее его не написал:

Я бы ветры вдохнул твои с жаждою,
Я бы выпил ручьи до глотка,
Я тропинку бы выходил каждую,
Да моя сторона велика!
Как посмотришь – не хватит и месяца
Обойти и объехать ее.
Только в песне да в сказке уместится
Приамурье мое!

Какие пронзительно-родниковые строки! К сожалению, мы почти ничего, кроме скупых биографических данных, не знаем о его жизни и семье.

С Ниной Яковлевной, вдовой поэта, я познакомилась недавно благодаря Кларе Николаевне Зиловой, много лет возглавлявшей литературный музей. Она показала мне старые фотографии семьи Комаровых. На одной из них запечатлена счастливая пара. Смеющаяся Ниночка, с копной волнистых волос, смотрит на Петра, а он нежным, трепетно влюбленным взглядом – на нее. На переднем плане во всю ширину снимка огромный букет полевых цветов, который держит юная невеста или жена, не знаю, никакой подписи на снимке нет, хотя, как уточнила Клара Николаевна, это 1936 год, в котором Нина и Петр поженились. Он, что называется, при полном параде, в пиджаке и галстуке. Значит, событие торжественное. Вполне возможно, что это был день их свадьбы. Двенадцать лет они прожили вместе, и пятьдесят пять Нина Яковлевна живет без него.

Первая встреча

Я ожидала увидеть ветхую старушку (ей уже почти девяносто), но мне открыла дверь пожилая женщина с приятным лицом и голосом, во всем ее облике потаенно сквозила благородная сдержанность. Волосы, слегка тронутые снегом, но не седые, как это бывает у глубоких стариков. Белое, чистое лицо с легкими морщинками. Какой-то особенный нос, несколько длинноватый, но выразительный. Нет, девяносто лет ей никак не дашь.

«Извините, гостей принимаю в кухне», – эти слова прозвучали без тени смущения. В кухне чистенько, уютно и светло. Стол у окна с разложенными фотографиями, о своем визите я предупредила Нину Яковлевну звонком, и она подготовилась к встрече. На подоконнике телефон. «Здесь я читаю, пишу письма. Вот получила из Москвы весточку от Нагишкиных. Галина Иустиновна, я с ней дружу с молодости, сама писать не может, совсем не видит, сын пишет, спрашивает, как будут в Хабаровске отмечать 95-летний юбилей отца», – объяснила хозяйка. Дмитрий Нагишкин – автор «Сердца Бонивура» и «Амурских сказок». Когда-то книгу выпустило Хабаровское книжное издательство, а иллюстрировал ее талантливый художник Геннадий Павлишин, хотя в самом первом издании были черно-белые рисунки автора. Цветное подарочное издание на Всемирной книжной выставке в Братиславе получило первый приз «Золотое яблоко». Геннадий Дмитриевич ездил его получать, потому что Нагишкина уже не было в живых, и потом демонстрировал сотрудникам издательства, как яблоко развинчивается на две половинки, одну из которых, нижнюю, опоясывает дарственная надпись. Галина Иустиновна – жена писателя Нагишкина, ей 92 года. Она была потрясающе красивая. Поэт А. Туркин назвал ее за неземную внешность «Женщиной от Бога».

Мария Ивановна Букреева, жена писателя Всеволода Никаноровича Иванова, тоже была подругой Комаровой. Нина Яковлевна переписывается с ее племянником. На кухонном столе как раз лежал томик Иванова «Из неопубликованного», изданный в Ленинграде. Следит она и за номерами журнала «Дальний Восток». Поскольку на улицу не выходит, литературу ей приносит Клара Николаевна Зилова.

Дом под медной крышей

У Нины Яковлевны, несмотря на возраст, прекрасная память. Рассказывает степенно, ровным, спокойным голосом. Родилась в Ржеве, как оказалось, она землячка В.Н. Иванова. Девичья фамилия Ходакова. Ее отец Яков Яковлевич происходил из старой дворянской семьи, а дед держал в Ржеве кафельную фабрику. Яков закончил Тимирязевскую академию. После революции 1917 года был картографом, агрономом, землемером. Мать Августина Васильевна в девичестве носила фамилию Ивановская. Она знала три языка. Когда во время Великой Отечественной войны немцы вошли в Ржев, им понадобился переводчик, они предложили Августине Васильевне сотрудничество, но 70-летняя женщина отказалась. Тогда ее пощадили, но в скором времени расстреляли по подозрению в связях с партизанами.

У Якова и Августины родилось семь мальчиков и три девочки, Ниночка была пятым ребенком. Бабушку по материнской линии звали Фелиситэ Иосифовна Ге. Она была француженкой, как лучшую выпускницу учебного заведения, где готовили наемных домашних воспитателей, юную гувернантку пригласила в Россию богатая семья. Здесь она вышла замуж за русского. У нее было всего двое детей. До самой смерти Фелиситэ говорила только по-французски, обожала многочисленных внуков, прививала им хорошие манеры. Нина Яковлевна вспоминает, что общались они с бабушкой на ее родном языке. Одного из внуков старушка назвала Жозефом, в честь своих отца и брата. Почти все Ходаковы получили высшее образование.

У них был дом недалеко от Волги с большим садом. Революция потеснила многодетную семью, родовое гнездо полностью не отобрала, разрешив остаться в маленьком флигеле. Из его окон был хорошо виден дом под медной крышей, стоящий на самом берегу Волги. Нина Яковлевна считает, что именно этот особняк описан в романе Д. Гранина «Картина». Крыша, выложенная медными листами с ярко-зелеными окислами, труба, флюгер. Из раскрытого окна второго этажа вздувается занавеска. На заднем плане ольховая зелень, серебристые висячие ивы, освещенное солнцем зеркало реки. Так дом описан в книге. Как сказал один из героев романа: «Аполитичный, безлюдный пейзаж», вокруг которого закручен сюжет. «На этот особняк я любовалась в детстве и юности, он был такой красивый, запомнила его до мельчайших подробностей. Просто писатель вместо Ржева зачем-то дал городу название Лыков», – утверждает Нина Яковлевна. Наверное, нельзя выдумать столько точных деталей, фантазии не хватит, дом скорей всего списан с натуры, соглашаюсь я.

В Хабаровск Нина Яковлевна приехала к брату Василию, он жил на улице Карла Маркса, напротив универмага. Василий был спецкором газеты «Правда» по Дальневосточному краю. Нина Яковлевна сохранила несколько его публикаций. Одна из них посвящена беспосадочному перелету Валерия Чкалова Москва – остров Удд. Журналист пишет, как хабаровчане встречали героя-летчика, как на обширном поле аэродрома десятки тысяч людей образовали гигантское каре, в самый центр которого Чкалов искусно посадил свой АНТ-25. Событие почти 70-летней давности.

Нина устроилась на работу в редакцию газеты «Знамя пионера». Хотя за плечами был только незаконченный геологоразведочный техникум, грамотная и начитанная девушка легко справлялась со своими новыми обязанностями заведующей отделом писем. Вскоре и Петр вернулся из армии в родную газету «Тихоокеанский комсомолец», откуда и призывался. Обе редакции располагались в одном здании по улице Комсомольской.

Комаров в одном из писем с горечью вспоминает, как недружелюбно встретили его, выпускника школы крестьянской молодежи, собратья по перу. «На меня смотрели как на деревенского парня, ничего не смыслящего в удобствах городской жизни. Мой рваный полушубок и унты служили предметом постоянных насмешек. Шутили над моим трудолюбием, называя батраком, трезвенником, аскетом, говорили, что мне суждено сиднем сидеть за редакционным столом».

Верно, встречают по одежке, провожают по уму. Да, подтрунивали над Петром коллеги, пока не заметили, как талантлив этот бедный деревенский юноша. Зато потом ответственного секретаря Комарова редакция провожала в армию уже душевно. Первый секретарь Далькрайкома комсомола Петр Листовский наградил его часами, сотрудники даже разыскали для такого случая пару бутылок вина. Петра Комарова, мягкого, обаятельного парня, часто вспоминали в редакции добрым словом, так что Нина к моменту его возвращения из армии уже была наслышана о нем.

Стройный, с шевелюрой темных волос и горящим взором, похожий на популярного в те годы советского тенора Сергея Лемешева, он не мог не обратить на себя внимания. Да и Петр сразу заметил новенькую.

Его влекло к этой городской девушке, воспитанной, строгой и утонченной. Наверное, здесь была не только любовь, но и тяга к тому, чем Петр, человек из народных низов, не обладал. Они познакомились и вскоре поженились. На двоих ни кола ни двора. Нина жила у брата, а Петр ночевал в редакции, в каморке без окна. «Недосыпал ночей, валялся на редакционных столах, потому что никто не давал мне квартиры, в редакции нажил жестокую болезнь легких...»

Кстати, Нина еще до замужества знала, что у Петра туберкулез, но это ее не пугало, ей было безмерно жаль этого горемыку. Одним словом, жених гол как сокол и невеста под стать. На первое время молодоженов приютил Василий, но у него была своя семья. Вскоре Комарову дали избушку, вросшую по окна в землю, на улице Тургенева. Через щели старенького дома нещадно задувал ветер, сколько ни топи печку, все напрасно.

А однажды, когда Нина хлопотала по хозяйству, мимо ее уха просвистела пуля. Брат Петра, гостивший у них, выскочил на улицу и увидел, что мальчишки на задней стене их домика нарисовали мишень и палили по ней из винтовок. «Вы же чуть не убили человека!» – возмутился он. Ребята растерянно молчали. Среди этих пацанов оказался и Эдик Корчмарев, будущий хабаровский киновед.

Петр работал как одержимый, не считаясь ни со своей болезнью, ни с тем, что у него появилась молодая жена. Историк и журналист М.И. Алексеенко, изучавший много лет историю дальневосточной печати, рассказал, что видел в архивах тексты, правленные Комаровым. Многие нештатные авторы газеты, да и некоторые корреспонденты, в те времена были, как правило, люди малограмотные. «Это настоящий самородок, тонко чувствовавший слово, и великий труженик, – говорит Михаил Иванович. – Петр буквально переписывал все заметки своим аккуратным красивым почерком, за который его так любят и исследователи, и сотрудники архивов. Шел 1937 год. В редакции обстановка была гнетущей. Расстреляны, как враги народа, редактор газеты «Знамя пионера» Борис Цаллихин, редактор «Тихоокеанского комсомольца» Владимир Шишкин, заведующий отделом Александр Перекрестов, затем исполняющий обязанности редактора Василий Ким. Успел спастись только Николай Петкевич, уехав из города». Кто будет следующим? Над кем занесут в очередной раз дамоклов меч?

А Нина уже ждала ребенка. Уйдя в декрет, прежде всего, начала ремонтировать свою хибару. По совету соседок, замесила глину с навозом, сказали, что так будет теплее, и старательно замазывала щели. Вместе с ними теперь жила и свекровь. Она приехала к любимому, младшенькому сыночку. Но большая часть работы падала на невестку. Она готовила, носила дрова и воду, стирала. Когда живот полез на нос, ей стало трудно таскать полные ведра из колонки, и она договорилась с соседом, что за двадцать рублей в месяц он обеспечит ее водой. Но свекровь Татьяна Семеновна возмутилась: ишь какая барыня! Уж она-то никакой работы не боялась, сказывалась рабоче-крестьянская закалка. Ей что у станка стоять, что лес корчевать было не привыкать. И на корню пресекла интеллигентские замашки невестки. Петр матери не перечил.

Я сама жила на Тургенева и знаю эту злополучную колонку. Беда в том, что нести тяжелые ведра приходилось в гору, а под гору – пустые. Наверное, «свинцовые мерзости» жизни давили на неокрепшую семью тяжелым камнем. Нина, не любительница конфликтов, все чаще отмалчивалась, не вступая в пререкания со свекровью, замыкалась в себе. А тут еще Петр потерял работу, его уволили «за утрату классовой бдительности», а его коллегу Гришу Кравченко посадили в тюрьму. Донес на Комарова, как и на многих других сотрудников, собкор «Комсомольской правды» Карельштейн. Петр был подавлен. «Крайком обещал мне помочь лечиться, а вместо этого выбросил меня из редакции», – признается он в письме. Комаров стал нервным, раздражался по каждому пустяку. Рождение ребенка ненадолго освежило отношения супружеской пары.

Авария

Нина все чаще задумывалась о будущем, а оно было призрачным. Что станет с ней, с ее первенцем Сережей, если завтра Петра объявят врагом народа и поставят к стенке, как многих безвинных людей? И хотя мужа восстановили в правах, нашли ему другую работу, уверенности в завтрашнем дне это не принесло. Страх холодной змеей заползал в душу, вытесняя другие чувства. К тому же болезнь мужа прогрессировала, туберкулез перешел в открытую форму, что было опасно для окружающих, а особенно для маленького сына.

С малышом Нина решила уехать к матери в Ржев. Где еще можно обрести утешение и покой, как не в родительском доме? Тайно от Петра она садится в поезд. Брат Василий не смог достать ей билет в детский вагон и купил в мягкий.

На Байкале, около Ангары, на железнодорожный состав, в котором ехала Нина с малышом, обрушился оползень. По крыше вагона пушечно забарабанили камни, он вздыбился, как строптивый конь. Соседка по купе орала нечеловеческим голосом, этот крик до сих пор стоит в ушах Нины Яковлевны, а она, прижимая к груди спящего младенца, бледными, трясущимися губами шептала, как заклинание: «Не надо так кричать! Нас спасут».

Когда военные люди их вытаскивали через тамбур, она увидела, как детский вагон, в который она так хотела попасть, медленно накренился и с жутким бульканьем ушел под воду вместе со всеми пассажирами, могилой которых стала Ангара. Живых разместили на несколько дней в какой-то школе. К матери она приехала потрясенная пережитым и долго приходила в себя. Может быть, тогда она разучилась на всю оставшуюся жизнь улыбаться…

Петр появился в Ржеве нежданно-негаданно через несколько месяцев: «Я за тобой, собирайся!» «Ни за что!» – заявила Нина. «Тогда я застрелюсь!» – в отчаянии бросил Комаров. За Петра вступилась мать: «Дочь, нельзя быть такой суровой к своему мужу!» И Нине ничего не оставалось, как вернуться. Но разве склеишь разбитое корыто?

У Сережи врачи нашли туберкулезную интоксикацию. Второй ребенок – Наташа умирает от туберкулезного менингита. Нина Яковлевна до сих пор не может простить мужу, что, когда у девочки началась агония, он ушел на какое-то важное заседание. А что он мог сделать, если тогда за ошибку в газете ссылали на лесоповал, а за опоздание грозил расстрел? Молодая мать в одиночестве плакала над угасающей на глазах крошкой. Но Бог подарил им еще одну девочку. Ее назвали Таней.

Семье дали квартиру на Шевченко, вернее, две комнатки в общежитии на последнем этаже. Ни мебели, ни постелей, спали на полу, да еще у них постоянно жили родственники, многочисленные племянники Нины или брат и мать Петра. Зимой, когда ветер дул с Амура, дома было холодно. Петр часто простужался, если не дома, то в командировках. Ему нужно было, как легочному больному, усиленное питание – молоко, мед, масло, а они едва сводили концы с концами. К тому же шла война. Нина Яковлевна получила три траурных известия: о матери и двух братьях, которые погибли на фронтах Великой Отечественной.

В эти годы военного лихолетья семье пришлось особенно тяжко. Вдова рассказывает, как раскопала полоску земли в районе завода Горького и стала садить овощи. Однажды с сынишкой пошли они на свой огород, да за работой не заметили, как стемнело. Заблудились, а автобусы тогда не ходили, уже ночью постучались в чей-то двор, хозяева приютили женщину с ребенком до утра. А днем какой-то случайный шофер (в то время водители не были лишены милосердия, как сейчас) подобрал мать с сынишкой на дороге вместе с тяжелым мешком капусты и кабачков.

Петр не вникал в прозаические, будничные дела. Он весь отдавался творчеству. У него уже вышло несколько книжек, а одна даже в Москве. На всероссийском конкурсе он был отмечен. Это, естественно, окрыляло, заставляло работать еще больше. А Нина Яковлевна привычно тянула житейскую лямку, успевая при этом интересоваться еще и творчеством мужа. Она часто давала ему советы, приносила книжки, он всецело доверял ее литературному вкусу.

Один из современников Комарова вспоминает, как едва запыхавшаяся от быстрой ходьбы Нина появилась на пороге, Петр тут же стал читать ей новое стихотворение. «Не слишком ли я мудрю с ним? – горячо и настойчиво спрашивал он жену. – Не кажется оно тебе слишком длинным?» В итоге из восьми строчек осталось четыре: «Словно часовой, в широкой пойме /Он стоит, оберегая рожь. /И недаром на патрон в обойме /Каждый желудь у него похож». Это стихотворение «Дуб» из цикла «Зеленый пояс», за который вместе с «Новым перегоном» и «Маньчжурской тетрадью» он впоследствии получит Государственную премию, но уже посмертно.

Русский мыслитель Сергей Булгаков, рассматривая философские аспекты антагонизма между хозяйством и искусством, пишет: «Луч красоты золотит те пылинки, которые пересекают его прихотливый путь, но тем серее и унылее кажется непросветленная жизнь, которую искусство все равно бессильно преобразить… Между хозяйством и искусством существует одновременно и враждебное отталкивание и взаимное притяжение… даже как бы некая зависть». Мне кажется, что умная, тонко чувствующая Нина, которой остались лишь приземленные бытовые заботы, не могла безотчетно не чувствовать этого мучительного противоречия. Полная духовной жажды, которая подспудно живет в глубине души каждого человека (ведь она, работая в газете, сполна вкусила муки творчества), Нина не роптала. Она оставалась верной женой, заботливой матерью, гостеприимной хозяйкой. Несмотря на унизительную бедность, двери их дома, по воспоминаниям современников Комарова, были открыты для всех – для друзей, соседей, коллег, начинающих авторов.

Когда Комарову оставался всего год жизни, они получили четырехкомнатную квартиру на улице Льва Толстого. Представляю, как супруги радовались своему счастью. Ведь на жизненном горизонте забрезжила иная, светлая полоска. Нина летала на крыльях. Продала кимоно и чудесный зонтик, которые ей привез в подарок из Маньчжурии муж. Они сделали из самой солнечной комнаты кабинет, впервые приобрели не новую, но мебель. На семейном совете решили, что Петр уволится и займется только поэзией, а работать будет Нина. Она устроилась в железнодорожный институт. Конечно, зарплата ее была мизерной, но они привыкли жить скромно.

Из письма Петра Комарова Анатолию Тарасенкову: «Пятый месяц лежу в постели при полном упадке сердечной деятельности и остром туберкулезе… Видимо, организм сдал окончательно, и, если я успею увидеть свой сборник изданным, – это будет моим великим счастьем». Тогда медицина не знала средств против палочки Коха, возбудителя этой тяжелой болезни.

Туберкулезники умирают, как правило, весной или осенью, это периоды обострений. Поэта не стало 30 сентября 1949 года. Ему было всего 38 лет, самый расцвет. «Если мне придется умереть, /Кедром упаду я поутру, /Лучше сразу факелом сгореть, /Чем всю жизнь сгибаться на ветру», – эти слова поэта оказались пророческими. Нина Яковлевна осталась с двенадцатилетним Сережей и восьмилетней Таней в опустевшей квартире. Жизнь только поманила обещанием счастья. Радужные надежды судьба внезапно и безжалостно погасила. Но надо было как-то жить и поднимать детей.

Через год после смерти мужа пришло известие, которое уже не принесло Нине Яковлевне никакой радости: Петр Степанович – лауреат Государственной премии СССР. Ее поделили на четыре части – жене, детям и матери Комарова, по четыре с половиной тысячи рублей. Высчитали какой-то налог. Нина Яковлевна, сраженная горем (до того ли ей было?), не вникала в эту бухгалтерию.

На свою часть она сразу заказала памятник самому лучшему хабаровскому скульптору Бобровникову. Долг чести для вдовы был превыше всего. Она категорически отказывалась от любой помощи Союза писателей, для этого была причина, и в раздражении от бестактной назойливости вдова не церемонилась: «Оставьте меня в покое!» Предполагаю, что для Нины Яковлевны были мучительны воспоминания о муже, который так безвременно ушел в мир иной, и ее резкость простительна.

Последним утешением стали дети. Нина Яковлевна больше не вышла замуж, ключ от ее личной жизни был похоронен вместе с мужем. Я видела фотографию, на которой она, молодая, не лишенная привлекательности, держит на руках двух своих внучек. Черное платье с глубоким вырезом трагически оттеняет печальное и какое-то отрешенное выражение лица.

У Нины Яковлевны есть такой толстый альбом, что я едва его подняла. В нем все семейные фотографии старательно подписаны ее рукой. Вот задумчивый Петр, на фоне дешевого коврика, держит ее за руку и смотрит куда-то в сторону; наверное, в его голове в этот момент рождаются новые поэтические строчки. А Нина, в платье в горошек, с загадочной полуулыбкой, скрестила руки. О чем она думает? Петр на фоне стеллажа с книгами, в полосатом галстуке выглядит как настоящий франт. Снимков Петра Комарова не так уж и много в альбоме, но не будем забывать, что в те времена фотоаппарат был редкостью.

Нина Яковлевна бережно сохранила эти черно-белые свидетельства, несмотря на переезды. Сначала она разменяла квартиру на две – для женившегося сына. Вовсе не потому, что не сошлись с невесткой характерами. Просто Нина Яковлевна не хотела мешать молодым, видимо, памятуя о своем горьком опыте. Потом двухкомнатную, в которую переселилась, продала и уехала к дочери Татьяне в Москву. Прожила там семь лет, но вернулась (пожилых людей всегда тянет туда, где прошла их юность) и поселилась у сына Сергея в таежном поселке. Он поразительно похож на отца. Затем Нина Яковлевна переехала в Хабаровск к внучке.   Все-та в городской квартире старому человеку комфортнее. Когда я была у нее в гостях, как раз позвонил сын Сергей Петрович, и Нина Яковлевна, извинившись, стала говорить с ним, как это может делать только бесконечно любящая мать, для которой сын остается ребенком и в 67 лет. Она собиралась к нему в гости на лето, чтобы подышать свежим воздухом, которого лишена в городе, спрашивала, что взять из продуктов. Интересовалась, будет ли у него телефон, единственный источник общения 90-летней женщины с внешним миром, но тот ответил отрицательно. Сергею Петровичу очень хочется создать для мамы максимум удобств, и он обратился в сельскую администрацию с просьбой поставить ему, пенсионеру и инвалиду, телефон, но получил отказ. Наверное, в Кукане не знают, что там живет сын знаменитого певца Приамурья Петра Комарова. Кстати, рядом с его могилой похоронена жена Сергея Петровича Наташа. Назвать улицу именем поэта или отметить с помпой его очередной юбилей, понятное дело, проще, чем позаботиться о конкретных людях – его единственном сыне и престарелой вдове…

Конечно, некоторые жены великих людей пишут мемуары… А если для Нины Яковлевны это до сих пор остается невыносимо болезненной темой? Да и нужна ли Петру Комарову такая слава? В одном из своих стихотворений, причем из последних, он на этот счет высказался недвусмысленно: «Войду в поговорку, иль выйду из моды, /Припомнят меня земляки: /– Он жил для тебя и работал неплохо, /Бродил по дорогам лесным, /Был сыном твоим до последнего вздоха, /И верным солдатом твоим… /Они для меня прозвучат как награда, /Простые слова земляков, /И лучшей награды поэту не надо. /Во веки веков».

Наследственная черта семьи Комаровых, как мне показалось, отсутствие краснобайства, когда зачастую ради красного словца бывает не жаль ни матери, ни отца. Они не из этой породы. Комаровы из породы тех, кто несет свой крест молчаливо и с достоинством.

От редакции. Этот очерк был написан в 2004 году. Несколько лет назад погиб сын Нины Яковлевны Комаровой. Обстоятельства трагедии до сих пор не выяснены. Нина Яковлевна до последних своих дней пыталась найти хоть какие-то зацепки, в поисках поддержки и понимания писала письма в высокие инстанции,  обращалась к журналистам. Безрезультатно. В 2009 году жена поэта умерла.